Рижская сирень и её селекционер Петерис Упитис

В середине мая, в сроки, близкие к средним многолетним, в Риге зацвела сирень ранних сортов. Через недельку пришла пора цветения сирени обыкновенной, а сорта поздних, самых красивых – махровых – гибридов зацветут в конце мая – первой неделе июня. Больше месяца мы сможем наслаждаться изящной красотой и душистым ароматом многообразных цветов и оттенков этого многоствольного кустарника семейства Маслиновых, среди родственников которого олива, ясень, жасмин, бирючина.

 

Рижская сирень благодаря одноименному названию духов известна на всем постсоветском пространстве. Нынешние дамы в возрасте обожали запах этих духов в свои молодые годы. «Рижская сирень»  является для них трогательным ретро, и упоминание об этих духах неизменно вызывает у них ностальгию. Особую прелесть этим духам придавали едва ощутимые ноты корицы, делавшие аромат пряным и «вкусным». Во времена моей молодости маленькие флакончики духов «Рижская сирень» по 5 и 10 мл буквально сметали с прилавков. Даже духи «Сирень» «парфюмированной» Франции от самого Ива Роше уступали по натуральности аромата и гамме «Рижской сирени». К тому же ИвРошеская «Сирень» большинству из нас была недоступна по цене – больше половины зарплаты инженера, в то время как аналогичный по объему флакончик нашенских, рижских духов, стоил 5 рублей 50 коп., а самый маленький флакончик стоил всего 1 рубль 50 коп., а набор в большой коробке – 15 рублей.

Сейчас уже лишь немногие, даже среди латышей, знают, что своей славой и популярностью рижская сирень обязана Петерису Упитису (19.05.1896 – 04.04.1976) – уникальному советскому и латвийскому селекционеру, занимавшему в свое время верхние ступеньки в иерархии мировых знаменитостей в садоводстве. В советские времена Петерис Упитис руководил селекционной лабораторией плодоводства Научно-исследовательского института земледелия Латвии, был кандидатом сельскохозяйственных наук; награжден государственной премией СССР и орденом Ленина, удостоен звания заслуженного деятеля науки и техники Латвийской ССР.

Петерис Упитис в своем саду. Май 1971 г.

Петерис Упитис путем длительной селекции вывел собственные сорта сирени: «Радость бытия» («Esibas Prieks»),  «Памяти матери» («Mate Ede Upitis»), «Небо Видземе», «Vita», «Gaizinkalns», «Сюрприз» («Parsteigums»),  «Письмо Сольвейг», «Gaistosais Sapnis»,  «Мечтатель из Добеле»,  «Jaunkalnavas Nakts», «Красавица Москвы». Все эти сорта зарегистрированы под его именем в Королевской ассоциации сирени в Канаде. Его сиреневый питомник вошёл во все мировые энциклопедии и справочники по флористике.

В саде-питомнике Петериса Упитиса растут почти 200 сортов и гибридов сирени.

В питомнике Петериса Упитиса на окраине Добеле, расположенного в 75 км от Риги, до сих пор произрастают собранные им со всего мира почти 200 сортов и гибридов сирени, среди которых не найти двух одинаковых. По цветовой гамме здешняя сирень очень разная: белая, бордовая, пурпурная, голубая, желтая… Форма лепестков: круглые, овальные, продолговатые… Крохотные звездочки, снежинки, розочки, пропеллеры... И упоительный запах самых немыслимых оттенков и нюансов по насыщенности: густой и нежный, тяжелый и тонкий, терпкий и легкий...

Эту белую сирень «Mate Ede Upitis» Петерис Упитис посвятил своей матери. Цветки исключительной белизны, по форме простые, крупные, ароматные.

 

Легендарный сорт сирени Петериса Упитиса «Красавица Москвы». Считается самой красивой и благоухающей сиренью в мире. Бутоны нежно-розовые. Цветки перламутрово-белые, махровые, крупные, напоминающие розочки.

 Один из любимых сортов Петериса Упитиса – двухцветная сирень «Сюрприз»  («Parsteigums»). По краю лиловых лепестков проходит серебристо-белая каемочка. Много венчиков с тремя и двумя лепестками, попадаются даже венчики с одним лепестком.

Сирень «Gaizinkalns» – самая культовая в Латвии. Цветки  крупные, двойные, махровые, пумпурно-фиолетовые со светлыми лепестками внутренних венчиков. 

«Радость бытия» («Esibas Prieks») – самая первая сирень селекции Петериса Упитиса. Соцветия небольшие, но очень объемные, состоят из нескольких кистей. Цветки бледно-розовые с фиолетовым оттенком. Много венчиков с пятью лепестками. 

Упомяну ещё один сорт сирени селекции Петериса Упитиса, представленный на снимке в открытие статьи. Это – мажентовый «Daudzpusigais Zemzaris» («Разносторонний Земзарис»), названный Петерисом в честь своего близкого друга. Кусты этого сорта средней высоты, широкие. Зацветает в средние сроки. Соцветия средние, плотные и состоят из двух конических метёлок-«рогулек».

И ещё один примечательный факт: при жизни Петерис Упитис был одним из двух селекционеров СССР, кто числился во всемирном списке людей, выращивающих лилии. Ведь он занимался селекцией не только сирени. В своем уникальном саду-питомнике Петерис Упитис выращивал также лилии, розы, ирисы, абрикосы, черешню, вишни, сливы, яблони, груши, виноград, фундук, грецкий орех, японскую стелющуюся айву… Акклиматизировал для условий Латвии более 80 тыс. генотипов растений, в том числе гибриды 24 плодовых культур.

С этой незаурядной личностью – Петерисом Упитисом – я был знаком в 1969-1972 гг, о чём и расскажу в этой своей истории. Дело в том, что работали мы с ним на юго-восточной окраине Добеле совсем рядом – я руководил агрометеорологической станцией, а он – селекционной лабораторией плодоводства Научно-исследовательского института земледелия Латвии. Наши «вотчины» были на расстоянии менее 2 км друг от друга. Вообще Петерис Упитис был трудным по жизни человеком, нелюдимым, малоразговорчивым, к тому же с малоуживчивым характером. Он отмежевывался от незнакомых ему людей, избегал ненужных встреч... В общем, придерживался принципа, изложенного в одном из стихотворений Омара Хайяма: «Ты лучше голодай, чем что попало ешь, и лучше будь один, чем вместе с кем попало...». Поэтому мое знакомство с этим мудрым, не вписывающимся в привычные рамки человеком, состоялось не сразу, и далось мне далеко не с первой попытки.

Будучи начальником агрометеорологической станции «Добеле», я довольно часто, 2-3 раза в неделю, в первой половине дня заходил на почту (единственное отделение, кстати, в городе) чтобы отправить служебные материалы в вышестоящую организацию в Риге, и получить пришедшую оттуда корреспонденцию. И вскоре, буквально в первый месяц начала своей работы, обратил внимание на постоянного посетителя почты – пожилого, за 70 лет, плотного мужчину с большими крестьянскими руками, задубевшими от сырой земли и ветра. Он неизменно был в шерстяном пиджаке и с обмотанным вокруг шеи шарфом. По всему видать, ноги у него были больные, так как  он с трудом передвигался, опираясь на палку. Этот частый посетитель почты также отправлял и получал пришедшую на его имя корреспонденцию. Каждый раз он получал по несколько, иногда 10-15 бандеролей и журналов сразу, с марками со всего мира. Его корреспонденция была из Литвы, Эстонии, Белоруссии, Украины, многих областей России, с кавказских и среднеазиатских республик. Очень много бандеролей и журналов получал он из Австралии, США, Канады, Франции, Англии, Швеции, Финляндии... Всю полученную корреспонденцию мужчина складывал в авоську, на улице бережно привязывал её на багажник своего большого старого велосипеда, и по раскисшей осенней ухабистой дороге уезжал на окраину города, вращая педали велосипеда одной ногой. Однажды во время получения корреспонденции палка мужчины упала на пол, и моя жена, желая помочь пожилому человеку, тут же её подняла и протянула ему. Но тот в ответ достаточно резко оттолкнул руку жены, грубовато сказав при этом что-то в том роде, что, дескать, не нуждаюсь ни в чьей помощи, сам справлюсь… И с трудом ушел с ношей к своему замызганному глиной велосипеду. Жена от обиды расстроилась чуть ли не до слез, а я же спросил у девушки-оператора: «Кто этот человек?» Вместо ответа она, в свою очередь, удивленно спросила меня: «Как, вы не знаете селекционера Упитиса? Это же наша всемирная  знаменитость...». Вот это да! Да и откуда мне, приехавшему из Одессы в Латвию на работу после окончания института всего месяц назад, было знать об этом? По тону ответа девушки-оператора я понял, что дальнейшие расспросы об этой личности бессмысленны. В тот же день я спросил о Петерисе Упитисе у своего коллеги, старшего техника-агрометеоролога Эдвина Жановича Нонберга. Но Эдвин не стал удаляться в подробности, ограничившись кратким: «О!.. О!.. Как же, как же, это величайший оригинал!» И посоветовал мне обратиться с этим вопросом лучше к другой нашей коллеге – наблюдателю-метеорологу Милде Упите, ведь она – бывшая жена Петериса Упитиса. Ещё одна новость! Но и с Милдой получился облом. Как только я попытался заговорить с ней о Петерисе, она недовольно ответила: «Ничего не спрашивайте и даже не напоминайте мне о нем! Ничего я вам не скажу! Из-за него я такая несчастная…».

Но меня, как агрометеоролога, да и вообще любителя природы, слишком уж заинтересовала заинтриговала личность этого человека. Тем более, что о селекции я кое-что знал не понаслышке – ведь мой отец в ту пору работал управляющим отделения в элитно-семеноводческом хозяйстве Одесского научно-исследовательского института генетики и селекции сельскохозяйственных культур. Поэтому во время ближайшей поездки в Ригу, в Управление гидрометслужбы ЛССР, я спросил о Петерисе Упитисе у своей непосредственной кураторши – начальнике отдела агрометеорологии Эрики Рудольфовны Спрогис. Это ей понравилось (дескать, молодец Михаил, только-только приехал в Латвию и уже активно интересуешься её знаменитыми личностями), и она поведала мне всё, что знала об этом человеке.

Из уст Эрики Рудольфовны я узнал, что родители Петериса Упитиса в период буржуазной Латвии были богатыми земледельцами. В 1947 году, в начале коллективизации в Латвии, родители отказались вступать в колхоз, поэтому землю у них отняли. Старший брат Петериса еще в конце войны эмигрировал в Австралию. Родители вскоре умерли, и Петерис остался один в родной Латвии. Он, инвалид с детства, на костылях, на своем неизменном велосипеде, с мешком за плечами, скитался по разным районам, хуторам. Батрачил. Талант агронома-селекционера проявился в Петерисе еще в довоенное время во время учебы в Приекульской сельхозшколе, но в новых условиях послевоенного времени он  никак не мог найти применения своим способностям. По счастью, в 1948 году на Петериса обратил внимание один добрый, а главное – влиятельный человек, заинтересовался им. Благодаря долгим хлопотам этого человека правительство Латвийской ССР выделило несколько десятков гектаров земли под плодопитомник на окраине Добеле. Здесь и поселился Петерис Упитис в большом крестьянском доме и сразу же начал заниматься своим любимым делом, которому и посвятил всю оставшуюся жизнь.

Семена различных цветов присылал ему брат из Австралии, а Петерис акклиматизировал их для выращивания в условиях Латвии. В поисках посадочного материала неутомимый энтузиаст в первой половине 50-х годов исколесил не только всю Латвию, но и Украину, Кавказ, Среднюю Азию. Он наладил контакты со многими селекционерами-цветоводами на различных континентах. С их помощью постепенно собрал со всего мира уникальную коллекцию сирени, и вывел её собственные сорта, упомянутые выше. В своем питомнике он путем длительной селекции вывел несколько сортов других цветов, яблонь, и даже картофеля, а также акклиматизировал для выращивании в Латвии грецкий орех, алычу, фундук, абрикос. А ведь эти деревья растут и плодоносят на юге России и Украины, на Кавказе и в Средней Азией. Но благодаря таланту и многолетнему упорному труду и терпению Петериса Упитиса эти теплолюбивые плодовые прижились в ином климатическом поясе Латвии. И они не только растут, но и плодоносят. Представляете, абрикосы плодоносят в 900 км к северу от традиционных  районов их выращивания!

А ещё Петерис Упитис мечтал, чтобы Латвия стала «ореховой страной». Но, к сожалению, времени ему не хватило, не успел… Ведь различные сорта южных плодовых деревьев были запрограммированы Упитисом на сто, на двести лет, то есть они дадут удивительные плоды на широте Латвии только через многие-многие годы. В огромном, раскинувшемся почти на 60 гектаров саде П.Упитиса произрастают более 80 тысяч деревьев! Он переселил в свой сад, акклиматизировал и вырастил австралийские и индийские лилии, сирень из многих континентов, кавказские абрикосы, нухинские яблоки, орехи Нагорного Карабаха, алычу из Средней Азии. Специалисты утверждают, что такого плодового многообразия больше не увидеть ни в одном из садов мира.

А еще Эрика Рудольфовна Спрогис рассказала мне тогда, что зимой, когда сад отдыхает, Петерис Упитис частенько приезжает в Ригу, и устраивает свои творческие вечера. Ведь он – замечательный, остроумный рассказчик. Рассказы-беседы он всегда сопровождает показом прекрасных слайдов своих цветов. Ведь, ко всему прочему, П.Упитис был отменным фотографом, а японский фотоаппарат в свое время ему прислал брат из далекой Австралии. Петерис Упитис был также большим знатоком и искренним ценителем поэзии выдающегося средневекового поэта, философа и математика Омара Хайяма. Не удивительно, что на творческие вечера Петериса в Риге приходила почти вся латышская интеллигенция. Да и в Добеле в сад-питомник к нему часто приезжали латышские писатели, поэты, кинорежиссеры, актеры. Для них Петерис Упитис был радушным хозяином.

На мой наводящий вопрос: как же познакомиться с этим человеком? – Эрика Рудольфовна лишь развела руками и сказала, что на кривой козе к нему не подъедешь… Он живет в другом измерении, по другим временным масштабам. Так что ищи, Михаил, подход к нему самостоятельно, но без всяких хитростей и интригов. И учти, что П. Упитис не терпит и близко к себе не подпускает чинуш, бюрократов, самодовольную посредственность.

Ну что ж, исходная информация получена, совет внимательно выслушан, теперь надо всё обмозговать, и искать соответствующий повод. И случай такой представился весной уже следующего, 1970 года. В двадцатых числах мая в одну из ночей температура воздуха в окрестностях Добеле упала до -5…-6^оС. Моя сотрудница – старший инженер Анна Жановна Карклиня, придя утром на работу, со слезами на глазах рассказала, что сильный заморозок погубил почти все её розы, которые она с любовью выращивала в своем палисаднике, и которые к середине мая уже начали активно вегетировать. В тот же день, зайдя на почту, я опять увидел там Петериса Упитиса. Сразу же подошел к нему, поздоровался, и участливо поинтересовался: «Сильный заморозок минувшей ночью, наверное, принес много вреда в Вашем питомнике?». Мягким и размеренным голосом Петерис спокойно ответил: «Никакого несчастья не произошло. Природа помогла мне – слабые розы погибли, но зато сильные остались». После столь благодушного ответа я осмелился попросить разрешения прийти в его питомник. К моей радости, Петерис согласился, выставив, правда, условие: глупыми вопросами от работы его не отвлекать. Годится! На следующий день я впервые оказался в питомнике, огороженном сетчатым забором. Петерис вместе с рабочими обрабатывал грядки в саду между стройными колоннами деревьев. Первое, что бросилось в глаза – множество жестяных бирочек. Каждому кустику или дереву с момента всхода (посадки) селекционер присваивает свой номер: чтобы не потерять ничего из того, что у него есть, чтобы знать где, что растет и на какой ветке какая прививка…

Дождавшись небольшого перерыва в работе, я подошел к Упитису и выразил восхищение его абрикосовым садом: как-никак, мое детство и юность прошли на юге Украины, и что представляет собой абрикосовое дерево, знаю не понаслышке. Петерис, словно продолжая начатый вчера на почте разговор между нами, поведал, что все эти плодоносящие абрикосовые деревья в его саду – потомки единственно выжившего саженца из 10 тысяч косточек кавказских абрикосов, посаженных им в 1949 году. Тогда, в первую весну, взошло большинство из них, однако в следующие две-три зимы вымерзли, остался один единственный саженец. Символично, что первое акклиматизированное для условий Латвии абрикосовое дерево Петерис назвал «Мой прекрасный друг».

И так было не только с абрикосом. 25 лет Петерис работал над грушей: в качестве скелетообразователя он использовал и ветви красной рябины, и боярышника, и иргу, и аронию. Пока не получил крупные сочные плоды. Аналогично обстояло с селекцией алычи и айвы. И если результаты селекции (скрещивания) ягодных культур появляются сравнительно быстро, то в плодоводстве для выведения нового сорта человеческой жизни иногда не хватает. Ведь чтобы вырастить новый сорт плодового дерева, надо привить его, дождаться плодов, их семечки посеять, саженцы опять привить и еще раз дождаться плодов. Но и это еще не конец... Представляете, какой силой воли, настойчивостью, целеустремленностью и долготерпением обладал этот селекционер от Бога! С саженцами цветов, кустов и деревьев, с которыми работал, Петерис был на «ты», он их понимал, чувствовал, слышал… А ещё Петерис Упитис был неисправимым трудоголиком – в «горячий сезон» он зачастую работал в питомнике по 16-18 часов в день, причем большую часть времени – в саду, оставаясь ночевать на маленькой узенькой тахте, стоявшей у торца письменного стола в его лаборатории. Он не терпел рядом с собой людей, не умеющих работать так, как он сам, будь то друг или просто его коллега... И еще у П.Упитиса была одна особенность: в холодильнике в его доме никогда не было никаких запасов еды. Он предпочитал только растительное масло, крупы и плодовые соки. И совсем не переносил табачный дым.

П.Упитис был неисправимым трудоголиком, с трудом передвигаясь в саду на велосипеде.

Еще один серьезный повод для встречи с Петерисом Упитисом представился осенью 1971 года. Возвращаясь из отпуска в Одессе домой в Ригу с пересадкой в Киеве, увидел незабываемое зрелище – на Крещатике в сентябре цвели каштаны. Представляете, деревья сплошь утыканы  пирамидальными метелками белого цвета, а на голову падают спелые ежики крупных каштанов. За разъяснением этого феномена я и обратился к Петерису. Мой вопрос совсем не удивил его. И он ответил, что в его саду иногда осенью тоже цветет столь любимая им сирень. И в подтверждение протянул мне несколько своих фотографий, запечатлевших цветущую «на бис» сирень. Кстати, фотосъемка  была его второй (после селекции) страстью. И надо отдать должное – фотографии были великолепные, как говорится, «на уровне мирового стандарта». Затем Петерис продолжил: сирень в наших краях зацветает осенью очень редко, и это бывает обычно после холодной весны и жаркого лета. В такие годы после первого же предосеннего похолодания  природа «провоцируют» на повторное цветение не только сирень, но и некоторые другие растения. Бывает и иная ситуация: растения вторично цветут осенью после того, как  холодное дождливое лето сменилось аномально теплым сентябрем. В Латвии черемуха неоднократно цвела пышным цветом в августовские дни; в конце лета – начале осени цвели акация, калина, шиповник, рябина.

К сожалению, ничто не вечно под Луной, и человеческая жизнь тоже имеет свои пределы. Однажды Петерис Упитис сказал в интервью одному московскому журналисту: «Я, как тот крестьянин, хочу умереть на борозде, слушая жаворонка». Слова оказались пророческими: в начале апреля 1976 года его не стало. Селекционному делу Петерис Упитис ни у кого не учился. И своих учеников у него тоже не было. Поэтому после смерти селекционера его уникальный сад стал чахнуть, хиреть. Руководство НИИ земледелия, Елгавской сельскохозяйственной академии и чиновники Минсельхоза ЛССР палец о палец не ударили для спасения сада, они от него под любым предлогом открещивались. Да и творческая интеллигенция, включая поэта Иманта Зиедониса, в течение долгих лет поддерживавшего очень близкие отношения с Петерисом Упитисом, молчали, словно в рот воды набрали. Невольно вспоминается, с каким пафосом соловей Атмоды Дайнис Иванс в конце 80-х – начале 90-х годов боролся против строительства Даугавпилсской ГЭС. И таки добился своего…

В уникальном саду-питомнике Петериса Упитиса и в его доме осталась простая крестьянка, помогавшая ему при жизни. Она, совестливый человек, просто не могла бросить всё, что с такой любовью создавал всемирно известный латвийский селекционер. И с помощью местных энтузиастов она, как могла, спасала сад несколько лет.

Дело сдвинулось с мертвой точки только после публикации в «Литературной газете» очерка Капитолины Кожевниковой «Сад Петериса Упитиса», в котором было подробно рассказано об уникальном саде, его друзьях и недругах. Да, великой силой обладала в то время советская печать! Какие шедевральные материалы и актуальные темы поднимали в «Литературной газете» в 70-х – 80-х годах Ольга Чайковская, Юрий Щекочихин, Капитолина Кожевникова… Их публикации передавались из рук в руки, имели огромный общественный резонанс, по ним неизбежно следовала реакция партийных и советских органов. Вот и после упомянутой публикации в «ЛГ» очерка Капитолины Кожевниковой сад-питомник Петериса Упитиса прикрепили к НИИ сельского хозяйства ЛССР, нашли толкового специалиста, который хотя бы частично смог заменить П.Упитиса.

Сад-музей Петериса Упитиса в Добеле. 

В здании бывшей лаборатории селекции плодовых деревьев – музей Петериса Упитиса. В нём – личные вещи этого человека, очень много научных изданий по селекционному делу и художественных книг, а также множество цветных и черно-белых фотографий, сделанных самим Петерисом.

Профессиональные садоводы и преданные делу энтузиасты любовно ухаживают за кустами сирени, к которым прикасались руки Петериса Упитиса. И эти кусты очень жизнестойки и всё так же красивы. Во время цветения сирени в Добельский сад-музей на экскурсии приезжают многочисленные гости со всех уголков Латвии; много также туристов из Литвы, России. Цветущую сирень стараются запечатлеть художники, фотографы, да и многочисленные любители природы. Цветущий сиреневый сад в Добеле – самое романтичное место для туристов.



Сиреневый концерт в саду Петериса Упитиса.

Ежегодно в разгар цветения сирени, обычно в последнее воскресенье мая или в первое воскресенье июня (если май выдался прохладным) в саду проводятся музыкальные вечера-фестивали, на которых выступают известные музыкальные коллективы, оперные певцы, хоры.

Сейчас в Добеле новые сорта сирени не разводят, но стараются сохранить и закрепить имеющиеся. Ведь Петерис Упитис вывел столько новых сортов сирени, что некоторые из них до сих пор ещё не зарегистрированы в мировых каталогах. Процесс регистрации часто длится десятки лет, и ученым важно пройти разные его стадии, в том числе «закрепление сорта», когда необходимо доказать, что сорт на протяжении многих лет не меняется и остаётся стабильным.

Да и селекционная работа других направлений после смерти П.Упитиса ведётся в скромных объемах. Для коммерческих целей выращиваются саженцы районированных сортов плодовых и ягодных культур. В свое время я также приобрел здесь для своих 6 соток саженцы яблонь, груш, слив, вишни, черной смородины и цидонии. И каждую весну, когда цветет рижская сирень, я вспоминаю о своих нескольких незабываемых встречах с её создателем – Петерисом Упитисом.