СКАЗ ОБ ОДЕССКИХ САПОЖНИКАХ

Воспоминания о давней молодости, проведенной в Одессе – некогда радостные, затем щемяще-печальные, наполовину забытые ныне – сподвигли меня написАть этот рассказ о сапожниках той поры. Слово «сапожник» иногда ассоциируется со сквернословом или же неумелом, неискусном человеке. Но речь пойдёт вовсе не о таких, которым Александр Сергеевич наше всё советовал: «Суди, дружок, не свыше сапога!». Расскажу о настоящих мастеровых сапожниках, или башмачниках, как было принято говорить раньше.

Частных сапожных будок/лавочек, «отрыжек НЭПа», в то время – а речь идет о поздне-хрущевском и ранне-брежневском времени – в Одессе было много. В такой, зачастую невзрачной будке, чинили обувь – священнодействовали! – трудолюбивые и преданные своей профессии мастера. И этим зарабатывали себе на хлеб. Преимущественно это были пожилые добрые евреи. К слову, часовых дел мастера и портные в Одессе в большинстве своём тоже были евреи. Да и, извините за столь интимные подробности, застарелые стержневые сухие мозоли на пальцах ног после трехгодичной носки солдатских кирзовых сапог удалил мне в три захода старый еврей в бане на улице Чижикова.

В ту пору достать хорошую импортную обувь было непросто. Люди со скромными доходами обувь носили по несколько сезонов, поэтому обращались к сапожнику, чтобы продлить срок её носки. Без преувеличения сапожник был одним из главных персонажей быта. Мог починить то, за что сегодня ни в каком супер-пупер ателье не возьмутся.

Мы, студенты, никогда не смущались «лечить»/чинить свою обувку в таком «задрипе», и ходили к сапожнику частенько: зажать или сменить замки на «молниях», приклеить «просящий вареника» носок или же всю подошву, заменить сломавшийся каблук, прибить слетевшие набойки (девушки подтвердят – это хроническая беда любой обуви на каблуках), или же просто подравнять набойки на подошвы, подшить прохудившиеся кеды или сандалии… Словно волшебник, башмачник своими золотыми руками мастерски превращал поизносившуюся обувь в почти новую! Мог даже растянуть (увеличить) башмак, если тот оказывался тесноват. И делал это быстро, качественно и за весьма умеренную плату. Сапожник вызывал доверие: приходя, ты знал, что отдаешь свою обувку мастеру, и он сделает своё дело с душой – так, что ноги в обуви на ходу не устанут, в дождь не промокнут, в стужу не замерзнут, в жару не запотеют…

До сих пор помню «своих» сапожников на улице Белинского (его посещал в 1961–1963 гг., когда наш гидрометинститут располагался поблизости на Чкалова 2а), и на Пироговской, неподалёку от окружного Дома офицеров и нашего студенческого общежития – его услугами пользовался до 1969 года.

А какие воспоминания остались о самих сапожных будках! Цементный или заасфальтированный, реже деревянный пол. Тусклая желтая лампочка под потолком. Деревянные этажерки и стол сплошь завалены обувью. На вбитых в стену гвоздях болтаются чьи-то башмаки. Деревянные колодки разных размеров, «лапа»… Набойки, подковки, подошвы, заготовки свиной и бычьей кожи, шнурки, стельки, клей, кремы для обуви … Масса старых коробочек из-под монпансье и баночек с маленькими гвоздиками. Шипящий вой шлифовального диска, которым сапожник подравнивал набойки на подошвы. Частенько в будке была герань – для очистки воздуха от вредных запахов клея, кожи, кремов и краски.

Вот в такой будке сидел на покоцанной табуретке и чинил обувь пожилой мастер: кожаная лента, обматывающая запястье, закатанные рукава измазанной рубашки, такие же измазанные штаны и длинный фартук с карманами. Крепко сведённые колени сапожника дополняют рабочую поверхность стола. Руки у башмачника всегда в мозолях, пальцы отбиты молотком. Работа у него трудная, кропотливая, требующая немалых физических усилий, проворства и ловкости рук.

Достав изо рта зажатый меж губ гвоздик, не глядя, вколачивал его в каблук. Стуча молоточком, менял каблуки и подошвы у старой пыльной обуви. Огромной иглой-шилом сшивал порванные бока. Быстрыми ловкими движениями зажимал замки на «молниях». Зашив подошву или прибив каблук, он обязательно простукивал их молотком «для вечности». Обслуживал клиентов дотошно, без спешки, но сноровисто. Стоимость услуги никогда не округлял в свою пользу.

Как же нужно было любить своё дело, чтобы всю жизнь работать с горючими и клеящими веществами в душном помещении летом и холодном зимой!  

А чего стоят их шутки-прибаутки! Я не про «ругается как сапожник» – это вообще из другой оперы. Сапожники не ругаются матом с кем бы то ни было. Они бранятся, когда попадают молотком по пальцам. С клиентами мужчинами они доброжелательны, а с дамочками милы и игривы. В подтверждение – реальная история, приключившаяся с моей однокурсницей. В начале сентября 1963 года она принесла сапожнику свои старые туфли, чтоб подклеить, так как в колхоз нечего было взять. Так башмачник внимательно посмотрел поверх очков на обувь, ковырнул подошву и изрек: «Девушка, это же не подошва – это же одна кардона (в смысле картон). Эти туфли давно уже пора продать!».

А «мой сапожник» с улицы Белинского всегда предупреждал клиентов: «По старой сапожной традиции, обувь, не забранная до вечера, ночью пропивается!»

И в заключение – парочка анекдотов в тему.

 

***

Одесса. Приходит дамочка к сапожнику:
– Я хотела бы, чтобы вы сшили мне тапочки.
– Пожалуйста, без проблем! – говорит сапожник, снимая мерку с правой ноги. – Заходите послезавтра.
– Но вы же сняли мерку только с одной ноги. Между ногами же всегда есть разница!
– Мадам, я сапожник! А для вашей разницы тапочки пусть шьет кто-нибудь другой!

***

У сапожника:
– На когда Вам нужны эти туфли?
– На уже!
– Ну, на вчера я Вам не сделаю – приходите завтра после пяти.