Артур Эдуардович
Чиксте – проворный сын земли латвийской, любивший эту землю, пахавший её и хлеб
на ней выращивавший. В отличие от многих других латышей, недолюбливавших
советскую власть, об Артуре Эдуардовиче этого не скажешь. Да разве мог он не
любить советскую власть, будучи ею столь щедро обласканным? В 19 лет – уже Герой
Социалистического Труда. Депутат Верховного Совета СССР 2-х созывов; депутат
Верховного Совета Латвийской ССР 3-х созывов; член ЦК Компартии Латвии. Заслуженный
работник сельского хозяйства Латвийской ССР. Награжден двумя орденами Ленина;
орденами Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, Дружбы народов. А
медалей у него так вообще не счесть. Однако при всём при этом, не было в Артуре
Чиксте идеологического фанатизма и партийно-газетного трепета. Всегда оставался
доступным, простым и легким в общении. Это был простой и бесхитростный человек,
настоящий труженик, во всём руководствующийся здравым смыслом.
Не могу
похвастаться своей дружбой с Артуром Чиксте. Но был знаком с ним лично, при
этом не шапочно. Приятно пообщались несколько раз. Рассказ об этом человеке
дополню сюжетами о том, как шла коллективизация крестьян в Латвии, о жизни
колхозников в советское время. Очерк дополню также несколькими эпизодами из
жизни партийной элиты в то время – ведь если просто излагать сухие факты, без
какого-то соуса, это будет невкусно.
Прежде, чем
рассказать о знакомстве с Артуром Чиксте, дам краткое пояснение. После
окончания ОГМИ в 1969 году первые 3 года я работал начальником
специализированной агрометеорологической станции Добеле. Параллельно обучался в
заочной аспирантуре при ГГО им. Воейкова, и под руководством известного агро-
микроклиматолога Иды Артуровны Гольцберг изучал влияние мелиорации на
микроклимат с.х. полей в Латвии. В 1974 году по этой теме защитил кандидатскую
диссертацию. Так вот, передо мной стояла задача не только оценить изменения
микроклимата осушенных полей по сравнению с неосушенными, но и то, как эти
изменения влияют на урожайность основных возделываемых культур. Четырехгодичных
микроклиматических съемок в общем-то было достаточно. Но нужны были многолетние
дифференцированные данные по урожайности на дренированных и недренированных полях.
И они должны быть репрезентативными, т.е. по полям с одинаковым типом почв,
одинаковой агротехникой возделывания, одними и теми же сортами культур.
Подобной дифференцированной статистики нет. В годовых сводках ЦСУ есть только
суммарные данные по районам о валовом урожае на осушенных и неосушенных полях. Значит,
надо искать нужные данные в амбарных книгах самих колхозах и совхозах. Для
Земгале – это центральная часть Латвии с наиболее плодородными почвами – с
учетом всех вышеназванных требований идеально подходил колхоз «Накотне»,
расположенный примерно в 20 км от моей агрометстанции.
«Накотне» не просто
колхоз, а самый первый колхоз, созданный в Латвии в октябре 1946 года, к тому
же колхоз-миллионер, и председатель у него – Герой Социалистического Труда, тот
самый Артур Чиксте. Звание Герой соцтруда ему присвоили 30.04.1949 за то, что
его звено в колхозе «Накотне» в 1948 году получило урожай озимой ржи 30,3 ц/га
с площади 12 га.
В 20-х числах июня
1971 года с просьбой ознакомиться с данными по урожайностям с каждого поля, да
ещё и за как можно длинный период, обратился к главному агроному колхоза. Последовал
встречный вопрос:
– Для какой цели
нужны эти данные – статистика, обзор, отчет, наука?
– Для научных
исследований. А что, разве это имеет значение?
– Не будьте столь
наивны! Конечно же, имеет. Вам надо обратиться лично к председателю, без его
разрешения никто такие данные не даст.
Вот так я оказался
в кабинете председателя Артура Чиксте. Первое, что бросилось в глаза – его
большой рисованный портрет на стене (см. иллюстрирующее фото). Поздоровался,
представился. Он, в ответ:
– Так мы с тобой
несколько раз встречались в райсельхозуправлении. Рассказывай, зачем пожаловал.
Пояснил, что мне
надо, и заодно поинтересовался, в чем фишка «тайны». А ларчик просто
открывался. В официальных отчетах колхозам выгоднее несколько завышать урожай
зерновых, картофеля и сахарной свеклы с осушенных полей, соответственно,
занижая его с неосушенных. Формально никаких «приписок» колхоз не делает, ведь
валовый сбор в отчете остается таким, как есть. А «здесь чуть убрать, а сюда
чуть прибавить» позволяет улучшить статистические данные по эффективности мелиорации
в хозяйстве. Чем выше показатели, тем на большее
выделение средств на эти цели можно надеяться в будущем. Ведь мелиорация
проводится за счет государственного финансирования, а не за колхозные средства.
В общем, позвал
Артур своего бухгалтера-экономиста Велту, и поручил оказать мне содействие.
Велта удалилась, Артур продолжил:
– Что нового на
агрометеорологическом фронте?
– Только что
составили прогноз сроков созревания и ожидаемого урожая озимых зерновых в Добельском
районе. Созреют в середине третьей декады июля, урожай по району в среднем 22 –
23 ц/га.
– Ишь ты! Мы у себя
ожидаем примерно 24 ц/га. На какой гуще так точно гадаешь, Михаил?
– Главный фактор –
состояние озимых после возобновления вегетации. Для этого проводили наземное и
авиаобследование по всему району. Учитываем также состояние озимых на данный
момент, и влагозапасы в почве. Плюс – ожидаемая погода до созревания.
– А по картофелю и
свекле какие виды?
– Судить пока рано.
В первой декаде июля начнем мерить прирост клубней картофеля, а с начала
августа – прирост корнеплодов свеклы.
– Обязательно впредь информируй об этом моего
главного агронома. Пусть кумекает.
В завершение беседы
я набрался смелости (нахальства?) и спросил у Артура, кивком головы показав на
его портрет со Звездой:
– Как вам тогда
удалось получить рекордные 30 ц/га?
– Удалось! Никаких
ни-ни… Рожью мы тогда засеяли все 12 га
нашего главного поля. Комиссия из района ещё раз перевесила всё собранное
зерно, даже площадь поля перемерили. Из дома никто зерно в колхозный амбар в
карманах не носил. И заметь, Михаил, всё на конной тяге: и пахали, и
бороновали. И сеялки лошади тащили. И убирали лобогрейкой, запряженной четырьмя
лошадками. И никаких химудобрений тогда не было. Работали на энтузиазме.
Михаил, в октябре приезжай к нам на 25-летний юбилей колхоза. В докладе я обо
всём расскажу, даже раскрою некоторые секреты. Мы пришлем тебе приглашение.
В 20-х числах
октября 1971 года «Накотне» масштабно отметил свое 25-летие. Колхозный Дом
культуры еле вместил больше пятисот гостей со всей Латвии. На трибуну поднялся
председатель Артур Чиксте – в парадном костюме, но без иконостаса, только с
«Золотой Звездой» Героя на лацкане пиджака. Сидящий за столом президиума первый
секретарь Добельского райкома Л.Мисанс решил подколоть докладчика, и громко
спросил:
– Артур, а звезда
на груди подлинная, или дубликат?
Взрыв хохота в
зале. Но Артур не растерялся – он по натуре был и разговорчив, и остроумен. Как
только хохот смолк, он парировал:
– Ленард, ты лучше
побереги свои ноги! Смотри, не поломай! Банкет мы приготовили шикарный.
И снова последовал
взрыв гомерического хохота. Артур смог начать доклад только минут через пять.
Дам пояснение
случившемуся. Спустя год после присуждения Артуру Чиксте звания Героя соцтруда
его призвали на срочную службу в Советскую армию. Служил в Литве, «Золотая
Звезда» была при нём. Дело в том, что к тому времени он уже был депутатом
Верховного совета Латвийской ССР, и его дважды в год из воинской части возили
на полдня на заседания в Ригу. В остальное время Артур хранил Звезду в своем
чемоданчике в армейской каптерке. И надо же такому случиться – примерно за
месяц до демобилизации Звезду стибрили… Разгорелся нешуточный скандал, дошедший
до латвийского КГБ. Чтоб не дразнить Москву (дело происходило в первой половине
50-х!), решили замять это дело. По-тихому изготовили для Артура дубликат
«Золотой Звезды». Спустя 6 лет вора поймали, Звезду возвратили владельцу. А что
стало с дубликатом звезды – тайна за семью печатями. Вот секретарь райкома и
спросил об этом Артура в присутствии столь многочисленной и знатной публики…
Теперь в отношении
ответного «удара» Артура. Весной того же 1971 года в Москве состоялся 24-й
съезд КПСС – тот самый, на котором Л.Брежнев заявил, что в СССР уже построено развитое социалистическое общество.
От компартии Латвии на съезд были избраны 50 делегатов, в т.ч. секретарь Добельского райкома
Л. Мисанс. В выходной накануне отъезда делегации в Москву Л.Мисанс вместе со
всем районным начальством отправились на охоту – традиционное занятие местных
«шишек» во всём Союзе… На охоте Л.Мисанс неудачно свалился в заснеженный
глубокий овраг и сломал ногу. Что делать? Заменить делегата на другого поздно –
списки давно утверждены в ЦК КПСС. Поехать на съезд в неполном составе – значит,
разгневать Секретариат ЦК, и тогда первому секретарю ЦК КП Латвии
А.Э.Воссу не светит быть избранным членом ЦК КПСС. Вот такая вот дилемма.
Пришлось секретарю Добельского райкома Л. Мисансу ехать в Москву с
загипсованной ногой, на костылях. А перелом, к несчастью, был тяжелый. Бедного
Л.Мисанса в Риге буквально на носилках внесли в вагон, и в Москве – аналогично.
Как уж там он ежедневно добирался из гостиницы в Кремлевский Дворец съездов –
одному лишь Богу ведомый мир. Отдадим должное партийному секретарю за его
мужество… Артур Чиксте своим ответом Л.Мисансу напомнил о приключившемся с
секретарем конфузе.
Председатель
первого латвийского колхоза был гостеприимным и хлебосольным хозяином. Гульба в
честь 25-летия «Накотне» была очень крутая, и продлилась до рассвета.
Теперь расскажу,
как проходила коллективизация крестьян в Латвии, т.к. здесь имелась своя
специфика. В 1940 году, когда Латвия вошла в состав СССР, новая власть даже не помышляла
о принудительном обобществлении земли, инвентаря и техники с целью создания
колхозов. Наоборот, крестьянам начали раздавать землю в частную собственность.
Но после войны во всех трех Прибалтийских республиках начали создавать колхозы.
Первый в Латвии колхоз был организован 13 октября 1946 года в Шкибской волости Елгавского
уезда. Назвали колхоз символично – «Накотне», по-русски – «Будущее». Вот уж
действительно: как корабль назовешь, так он и поплывет!
Инициаторы и первые
колхозники – 11 крестьян из бывших батраков во главе с недавно
демобилизовавшимся из Советской армии коммунистом Станиславом Лейтаном
(своеобразный Семен Давыдов, воспетый М.Шолоховым в «Поднятой целине»). Первоначально
в колхозе было всего 150 га земли. Колхоз располагался на территории хутора
«Яунземе», чей владелец в буржуазной Латвии имел 58 га земли, 69 голов крупного
рогатого скота, 15 батраков. А вообще в Шкибской волости, где создан колхоз, в
буржуазной Латвии было 19 кулацких хозяйств, они владели 85% всей земли
волости. В каждом кулацком хозяйстве в среднем было 5 батраков, 50 га земли, 14
коров, 10 семей.
Через 3 года в «Накотне»
уже было 1055 га и почти 300 членов артели. К началу 1950 года почти 90%
крестьянских хозяйств Латвии были объединены в колхозы.
Как в «Поднятой
целине» М.Шолохова, в Латвии при коллективизации были и энтузиасты, и
сомневающиеся, и враги. Матерыми врагами коллективизации, типа белогвардейца
Половцева в «Поднятой целине», в Латвии были «лесные братья», зверски убивавшие
активистов колхозного движения. И даже описанное М.Шолоховым выселение из
Гремячего Лога в Сибирь кулаков Лапшинова, Гаева, Рваного и других в Латвии
имело место быть, притом в куда большем масштабе. Согласно решению Совета
Министров Латвийской ССР за подписью тогдашнего премьер-министра Вилиса Лациса,
29 марта 1949 года из Латвии в Омскую и Амурскую области и Красноярский край
были депортированы 42 тысячи человек: семьи бандитов и националистов, находящихся
на нелегальном положении; семьи осужденных и убитых при вооруженных
столкновениях; кулаки и их семьи, а также семьи репрессированных пособников
бандитов. Эти действия, вместе с активной борьбой НКВД против «лесных братьев»,
позволили уничтожить подпольное сопротивление и быстро завершить
коллективизацию в Латвии.
Однако вернемся к
нашему главному герою Артуру Чиксте. После демобилизации из армии он учился в
с.х. школе, работал агрономом и председателем нескольких колхозов. С 1966 г –
председатель колхоза «Накотне». Именно при Артуре Чиксте колхоз «Накотне» стал миллионером,
и стал известен во всём Союзе. Это был во всех отношениях
образцово-показательный колхоз: и в плане животноводства, и в плане выращивания
зерна и свеклы, и в плане обустройства жизни колхозников. В колхозе были собственные
консервный цех, коптильня, пекарня и многое другое, что служило дополнительной
статьей дохода. Ведь государство со своими планами обязательной поставки с.х.
продукции не имело к ним никакого отношения. Вырабатываемую этими «подсобными»
цехами продукцию колхоз реализовывал через заготкооперацию, ярмарки, колхозные
рынки и пр. Скажу больше: в «Накотне» производился и продавался за границу жир
норок, широко используемый во французской косметике для создания кремов от
морщин. Также выращивали и поставляли, в том числе за рубеж, растение агар-агар
для пищевой и парфюмерной промышленности.
Выступая на
праздновании 25-летия колхоза, Артур Чиксте буквально со слезами на глазах
вспоминал, как их первого председателя в 1950 году строго наказали по партийной
линии и чуть не сняли с должности лишь за то, что тот организовал зимой
подсобный промысел: изготовление мётел, черенков для лопат, топорищ.
Инкриминировали отступление от линии партии (в «Поднятой целине» – перегибы на
местах). А председатель всего лишь хотел занять колхозников дополнительной
работой зимой, и дать им возможность заработать кое какую копейку…
Да, сказал тогда
Артур, колхоз «Накотне» стал лучшим, но чего этого стоило, каких нервов и сил,
чтобы объяснить латышскому крестьянину, привыкшему жить обособленно на своем
хуторе, преимущества колхозной жизни. Сколько слез было пролито, когда вели
своих коров в общее хозяйство. Как выживали, получая копейки за трудодни. Как
преодолевали абсурдные распоряжения из высоких кабинетов. Как ругались
колхозники, когда по приказу Хрущева сажали кукурузу, не дозревающую в Латвии
даже до молочной спелости. Почему колхозам тогда, в 50-х, не разрешали самим
продавать выращенные сверх плана овощи и фрукты, когда в них так нуждались люди
в городе? Почему даже в конце 50-х – начале 60-х свою сверхплановую продукцию мы
могли продавать только на местном рынке? Ведь тогда наша кислая капустка
нарасхват шла не только в Риге, но и в Пскове. Да и сейчас, когда всё
наконец-то разрешено, прибыль мы же не в карман кладем. Консервный цех открыли,
теперь засаливаем не только капусту и огурцы, но и из выращенных фруктов и ягод
делаем соки, пасту, повидло, варенье, джемы...
Запомнилось мне выступление на том торжественном заседании главного
инженера колхозной мастерской: «Когда молодые специалисты – выпускники Елгавской сельхозакадемии, Рижского университета и
политехнического института – приезжали в колхоз, то сразу же оказывались в гуще событий. Руководство
с первых же дней приучало нас к порядку и умению быть нужным на своем месте. Мы
все постоянно были в делах: ездили перенимать опыт в других колхозах,
выращивали скот и зерно, сажали деревья, разбивали парки, строили дома для
колхозников, придумывали, чем занять и заинтересовать детей и подростков».
Однажды в середине
70-х колхоз «Накотне» посетил председатель Совмина СССР А.Н.Косыгин. Ему
показали мясной цех, звероферму. Затем гостеприимный Артур Чиксте пригласил
отобедать – в Доме культуры заблаговременно накрыли обильный стол. «Не могу! – извинился Алексей Николаевич – Обещал дочке и внучке, что буду
обедать с ними». И черный правительственный «ЗИМ» вырулил на шоссе и умчался в Юрмалу.
В Дубулты тогда был совминовский санаторий. В народе его звали «дача Косыгина».
Поблизости, на окраине Юрмалы, у А.Н.Косыгина была ещё одна дача. В тихом
местечке, около озера Валгума, скрытая густым лесом Кемерского парка.
А.Н.Косыгин был
единственным представителем высшего советского руководства, который отдыхал на
Рижском взморье. Отдых в Юрмале был
для него особенно приятным, он любил ветреную и дождливую балтийскую погоду. Но
даже во время отпуска Алексей Николаевич всегда встречался с простыми рабочими.
В Латвии он был на торжественном запуске Плявиньской ГЭС, в разные годы посетил
колхоз-миллионер «Лачплесис», Огрский трикотажный комбинат, рыболовецкий колхоз
«Узвара», электротехнический завод «Страуме» – его миксеры и кофемолки люди
старшего поколения помнят до сих пор.
По характеру А.Н.Косыгин
всегда был замкнут, скромен, малодоступен для прессы. Он редко давал интервью,
не оставил мемуаров. Поэтому расскажу об одном любопытном эпизоде,
характеризующем этого неординарного советского лидера. Во время очередного
отпуска в Юрмале Алексей Николаевич решил посетить Слокский целлюлозно-бумажный
комбинат. Очевидно, памятуя эмоциональное выступление писателя Михаила Шолохова
на 24-м съезде КПСС о дефиците бумаги в стране, из-за чего тираж художественной
литературы не удовлетворяет спрос. А.Н. Косыгин появился на комбинате без
предупреждения, без свиты и охраны. Бабуля-вахтёр не пускала его. Алексей
Николаевич представился: «Я – Косыгин, председатель советского правительства»,
а она в ответ: «А мне, милок, всё едино, кто ты – Косыгин, Брежнев аль Гагарин.
Без пропуска никого не пущу!» Но всё же позвонила начальнику охраны, тот
прибежал, весь в мыле, и проводил Предсовмина СССР на территорию. Навстречу им
уже мчится запыхавшийся директор комбината. Алексей Николаевич жестом остановил
его:
– Идите, занимайтесь
своими делами. Я сам пройдусь по цехам. А вы через час соберите руководящий
персонал для разговора.
А.Н.Косыгин без
всякого сопровождения посетил цеха, поговорил с рабочими. А затем уже в
кабинете директора встретился с руководством и инженерно-техническими
работниками. Разумеется, явились также секретари партийной, комсомольской и
профсоюзной организаций. Как же без них!
История умалчивает,
о чем конкретно говорил А.Н.Косыгин на том совещании, но начал с того, что
поблагодарил вахтёршу за добросовестную работу. Говорят, бабуле выделили премию
и 13-ю зарплату в конце года. А на самом целлюлозно-бумажном комбинате после
этого визита начали строить новые очистные сооружения, бумагоделательные цеха. Комбинат,
открытый ещё в конце XIX века, обрёл второе
дыхание.
Продолжу рассказ о
жизни колхозников в «Накотне». В Латвии испокон веков крестьяне жили на
индивидуальных хуторах. Небольшие деревни характерны лишь в восточной части – в
Латгалии. В 60-х годах правительство республики ввело запрет на любое
строительство на хуторах, тем самым вынуждая хуторян переселяться в центральные
усадьбы колхозов. Но крестьяне съезжали со своих хуторов весьма неохотно. Еще в
1968 году около 80% сельского населения Латвии проживало на хуторах.
И в этом деле здравомыслящий
Артур Чиксте значительно опередил события. С первых дней своего
председательства он занялся улучшением быта колхозников. Была даже выработана
социальная программа. Для центральной усадьбы был построен целый поселок из
многоэтажек красного кирпича. Здания выглядели куда красивее столичных «хрущевок»
(см. иллюстрирующее фото). Возле многоквартирных домов строили гаражи, по своим
очертаниям напоминающие амфитеатры. Для разработки дизайна водонапорной башни
был организован специальный конкурс. Его победитель, архитектор из Резекне,
получил вознаграждение в 1000 рублей.
За хорошую работу
колхоз возводил для лучших из своих колхозников индивидуальные дома. Колхозники
«Накотне», имея все преимущества цивилизации, жили значительно лучше горожан.
Зарплаты рядовых колхозников были не меньше 250 рублей, специалистов – 400 –
500. Ударникам производства в конце года выдавали премию в размере до 10 ежемесячных
зарплат. Для колхозников цены на продукты в поселковом магазине были смешными
до безобразия: парная телятина – 1 руб/кг, разливное молоко 3,5%-жирности – 12
коп/л… Притом у многих колхозников, проживавших в индивидуальных домах, было
домашнее хозяйство: куры, свиньи, корова – зачастую не одна. Для домашней
живности колхоз по льготной цене отпускал комбикорма. У каждого подъезда стояли
«Москвичи» и «Жигули».
В поселке была
столовая (полноценный обед – 60 копеек), кафе, средняя школа, два детсадика,
поликлиника, баня, колхозный Дом культуры, мототрасса, спортзал, спортивные
площадки. Врачам и учителям к их госзарплате колхоз ежемесячно доплачивал по
100 рублей. Люди были жизнерадостными и жили полной жизнью. У них был стимул жить и работать в «Накотне». Молодежь
если и уезжала, то только на учебу.
Конечно, далеко не
во всех латвийских колхозах была столь безбедная жизнь. Да что там говорить,
эпоха была противоречивой.
«Накотне» своим
благополучием целиком обязан Артуру Чиксте. В Латвии была целая плеяда подобных крепких хозяйственников,
которые в эпоху тотального дефицита ухитрялись добывать для своих людей всё,
что нужно, производить лучше, чем другие, и создавать благополучие на отдельно
взятой, вверенной их заботам территории. Среди них – колхозы-миллионеры «Адажи» в Рижском районе и «Лачплесис» в Огрском
районе.
Расскажу о них
скороговоркой. Прeдсeдатeлeм в «Лачплесис» был Эдгар Каулиньш, тоже Герой Социалистического Труда.
Как-то раз во второй половине 70-х я с ним даже поручкался, встретив его на
совещании в Минсельхозе стоящим рядом с Артуром Чиксте. 75-летний Эдгар
Каулиньш был коренастым мужчиной, с мужественным лицом, изборожденным
глубокими морщинами. Помимо зерноводства и животноводства, его «Лачплесис»
славился норковым хозяйством, дающим колхозу серьезную прибыль.
А ещё в колхозном цехе из собственного сырья делали прекрасное пиво – и портер, и светлое. Варили на оборудовании, которому было пару веков, и по традиционным латышским рецептам. Пиво «Лачплесис» шло в ЦК компартии Латвии, в Совмин, работникам колхоза... Остатки – в колхозный магазин в Риге. Народная молва гласит, что Эдгар Каулиньш, бывая в Риге, инкогнито контролировал, чтоб пиво в том магазине не разбавляли. Каждый месяц продавца приходилось менять… Колхозники в «Лачплесис» зарабатывали по 500 рублей в месяц, работая за «трудодни-палочки».
А ещё в колхозном цехе из собственного сырья делали прекрасное пиво – и портер, и светлое. Варили на оборудовании, которому было пару веков, и по традиционным латышским рецептам. Пиво «Лачплесис» шло в ЦК компартии Латвии, в Совмин, работникам колхоза... Остатки – в колхозный магазин в Риге. Народная молва гласит, что Эдгар Каулиньш, бывая в Риге, инкогнито контролировал, чтоб пиво в том магазине не разбавляли. Каждый месяц продавца приходилось менять… Колхозники в «Лачплесис» зарабатывали по 500 рублей в месяц, работая за «трудодни-палочки».
Процветание колхоза-миллионера
«Адажи» тоже обеспечил его председатель-предприниматель Алберт Каулс. При нём
колхоз тоже стал получать основную прибыль за счет подсобного хозяйства. Появилась
звероферма, дававшая ежегодно 50 тысяч шкурок песца и норки; цех по переработке
сельхозпродукции; цех по производству полиэтиленовой плёнки и пластмассовых
труб; деревообрабатывающий цех, в котором производили даже ящики для снарядов и
прочую «мелочевку», далекую от сельхозпродукции. В 1986 году на базе колхоза
«Адажи» было организовано производство чипсов и жареной картофельной соломки.
Кстати, и сегодня адажские чипсы являются популярным латвийским брендом.
Колхозники в
«Адажи» зарабатывали по 500 – 600 рублей в месяц, а на древний латышский
праздник летнего солнцестояния «Лиго» их бесплатно поили пивом и кормили сыром
и копчеными курами.
Вернемся снова к
главному герою очерка Артуру Чиксте. В «Накотне» был единственный во всём Союзе
колхозный аэроклуб. Аэродром – с 500-метровой взлетно-посадочной полосой, рулежными
дорожками, перроном, складом горюче-смазочных материалов и хранилищем
минеральных удобрений. Три лётчика-инструктора готовили планеристов,
парашютистов и дельтопланеристов. Работал кружок авиамоделистов. Главным
экспонатом на аэродроме был поставленный на вечную стоянку Ту-104, бывший
когда-то рейсовым лайнером. Рабочими «лошадками» для парашютистов были три АН-2
со стандартной зелёной ДОСААФовской раскраской. На аэродроме базировались также
2 желтых «кукурузника» рижского отряда малой авиации, занимавшиеся подкормкой
химудобрениями сельскохозяйственных полей в Добельском и Елгавском районах.
Несколько раз бывал
на этом аэродроме. Во время авиаобследования посевов пилот вертолета всегда
садился здесь, чтоб забрать в Ригу акты самолёто-вылетов и обработанных с.х.
площадей. Начальником аэроклуба и диспетчером во время прыжков парашютистов был
Мартыньш – полноватый латыш лет под 50, с зачёсанными назад длинными чёрными
волосами. Мартыньш всю жизнь рассказывал своей жене в постели
под одеялом, как он ненавидит советскую власть и коммунистов. Когда в конце
восьмидесятых созданный «Народный фронт» начал активно пропагандировать идеи
независимости Латвии, Мартыньш воспрял. Последний раз мы делали
авиаобследование в 1989 году. Как всегда, приземлились в «Накотне». Тут же
появился начальник аэроклуба и говорит пилоту с характерным латышским акцентом:
– Эдгар, вот-вот
Латвия станет свободной! Вот уж мы тогда попрыгаем и полетаем!
Пилот в
ответ:
– Как был ты, Мартыньш, с детства набитым дураком, таким и остался до старости.
И покрыл Мартыньша
смачным трёхэтажным матом, свойственным разве что одесским сапожникам. Мечты Мартыньша
исполнились только наполовину. В 1991 году Латвия действительно стала
свободной, но устремилась не ввысь, а в крутое пике. Колхоз
добровольно-принудительно расформировали, финансирование прекратилось, аэродром
закрылся.
Придирчивый
читатель вправе упрекнуть автора за слишком красивое описание жизни крестьян в
период «советской оккупации Латвии». Знаете, у меня аж скулы свело от злости,
когда однажды ненароком, одним глазом заглянул в учебник по истории Латвии для
средней школы. Приведу выдержки из раздела «Мрак и ужас
советских колхозов – преступления большевиков перед народом Латвии»: кровавые большевики отбирали землю у трудолюбивых
крестьян, их самих ссылали в Сибирь, а землю отдавали беднякам тунеядцам; крестьян
выгоняли из собственных домов и заставляли жить в бараках; колхозы стали концлагерем для провинившихся
крестьян; колхозников готовили к нападению на капиталистические страны, поэтому
СССР готовил из них миллионы летчиков».
Что подумает
читатель, будучи разумным человеком? Да то же самое, что думает автор. А что
вбивается в голову молодому поколению? Выводы делаем сами. М-да, история –
служанка идеологии…
Минувшую весну во
время цветения сирени я традиционно отправился в Добельский сад-музей Петериса
Упитиса. По пути заехал в поселок Накотне посмотреть, что здесь происходит. Сейчас
в поселке проживает около 800 человек. Тем не менее, закваска,
полученная ими при Артуре Чиксте, чувствуется до сих пор. Здесь по-прежнему
выращивают озимую пшеницу и овес, работает мясокомбинат, два рыбоперерабатывающих
цеха, выделывают шкуры. Люди, которые раньше работали в колхозе «Накотне»,
сейчас вспоминают это как рай. Многоэтажки и индивидуальные дома, построенные в
70-х – 80-х годах, до сих пор выглядят вполне прилично, хотя многим из них по 40-45 лет. И цены на жилье в поселке сейчас такие
же, как в Елгаве. И предложений на продажу практически нет.
Заодно заехал на бывший колхозный аэродром. Сейчас здесь единственный в Балтии центр по ремонту вертолетов, а также гоночная трасса
для автомобилей с радиоуправлением. Поинтересовался судьбой бывшего начальника
аэроклуба Мартыньша. В восстановившей независимость Латвии он
стал никому не нужным. Работу найти не смог, до пенсии оставалось ещё парочку
лет. От безысходности Мартыньш начал всё чаще пить. Однажды, когда он перестал
появляться, а из его квартиры стал доноситься отчаянный собачий вой, соседи взломали
дверь и обнаружили его бездыханное тело…
Поехал наслаждаться
красотой и ароматом цветущей сирени. И опять краткая остановка в пути. В
окрестностях Добеле в советское время был процветающий совхоз «Шкибе»,
специализировавшийся на выращивании яблок, малины, крыжовника, черной и красной
смородины. Урожай яблок всегда был настолько богатый, что совхоз своими силами
не справлялся с их уборкой, приглашал на помощь всех желающих. Мы с коллегами
несколько раз по выходным дням выезжали туда из Риги – поработаем 5–6 часов и
увозим домой по 35–40 кг отборных яблочек. Сейчас в бывших садах стоят скелеты
давно засохших деревьев, междурядья заросли бурьяном в рост человека, от ферм
одни стены и фундамент остался... Вокруг ни одной живой души. Правда, рынок
пустым не остался – вся Латвия завалена польскими яблоками и литовскими
ягодами.
Как и в «Накотне»,
на базе упомянутых выше колхозов-миллионеров «Адажи» и «Лачплесис» тоже сохранились
предприятия, под другим, разумеется, статусом. «Адажи» специализируется на
чипсах, завалив ими все три Балтийские страны. «Лачплесис» продолжает выпускать
пиво под тем же одноименным и тогда очень популярным брендом. Пивзаводик
оптимизировали, прежнее оборудование распилили на металлолом, привезли новое из
Германии. Традиционные народные рецепты пивоварения предали забвению; консерванты
и прочие добавки в конец испоганили этот напиток. Разве могло быть по-иному?
На контрасте с
нынешней реальностью, когда у крестьян с последних яиц шерсть состригают, жизнь
колхозников в советское время действительно кажется счастливой. Nostalgie по прошлому, по прошедшему времени не даёт успокоиться мне даже в
семьдесят четыре вскорости.
Комментариев нет:
Отправить комментарий